— Я спросила, выйдет ли Тайбань от нашего имени на «Викторию»? Он перешел на кантонский, потому что рядом были европейцы:

— К сожалению, этот сын шлюхи сам влип. Нет, он нам не поможет. Мы в большой беде, хоть и не виноваты. День был ужасный, если не считать одного: у нас сегодня хорошая прибыль. Я продал все акции Благородного Дома.

— Замечательно. По какой цене?

— Мы заработали по два доллара семьдесят центов на каждой акции. Прибыль уже переведена в золото, в Цюрихе. Я кладу её на наш общий счет, — осторожно добавил он, кривя душой. Все это время он старался придумать, как выставить жену из зала, чтобы подойти к Четырехпалому У и Венере Пань и сделать вид, будто ничего страшного не случилось.

— Хорошо. Очень хорошо. Это лучше. — Май-лин играла с огромной аквамариновой подвеской. Мошонка Ричарда Квана вдруг похолодела. Подвеска была та самая, что он обещал Венере Пань. О горе, горе, горе...

— Ты как себя чувствуешь? — спросила Май-лин.

— Я... э-э... я, должно быть, съел несвежую рыбу. Думаю, мне нужно в туалет.

— Тогда лучше иди сейчас. Похоже, скоро уже будем садиться за стол. У Шити всегда все так поздно! — Она заметила, что муж нервно косится на Венеру Пань и Дядюшку У, и её взгляд снова стал злобным. — Эта шлюха на самом деле весьма обворожительна. Я послежу за ней, пока ты ходишь.

— А почему бы нам не пойти вместе?

Он взял жену за руку и повел вниз по лестнице к двери, которая вела к туалетам, то и дело здороваясь с приятелями и стараясь излучать уверенность. Запустив Май-лин в туалет, он устремился назад и подошел к Зеппелину Дуну, который крутился возле У. Поболтал с ним немного, потом сделал вид, что только теперь заметил Четырехпалого.

— О, привет, Досточтимый Дядюшка! — широко улыбаясь, пропел Кван. — Спасибо, что привел её сюда. Привет, малышка масляный роток.

— Что? — подозрительно глянул на него старик. — Я привел её для себя, а не для тебя.

— Да, и не называй меня «масляный роток», — прошипела Венера Пань, нарочно взяв старика за руку, отчего Ричард Кван чуть не изошел кровью. — Я сегодня вечером поговорила с моей парикмахершей! Моя норка на плечах у твоей ведьмы! И не моя ли это аквамариновая подвеска сейчас на ней? Подумать только, я сегодня чуть не покончила с собой, потому что думала, будто не угодила своему Досточтимому Батюшке... А это все была ложь, ложь и ложь. Ох, мне снова хочется покончить с собой.

— Э, не надо пока этого делать, сладкоречивая малышка, — забеспокоился Четырехпалый У. Он уже заключил сделку, цена которой превысила предложение Улыбчивого Цзина. — Убирайся прочь, Племянник! У неё от тебя будет несварение желудка. Она не сможет работать!

Ричард Кван вымученно улыбнулся, пробормотал несколько вежливых фраз и отошел, еле держась на ногах. Когда он направлялся на лестницу — ждать жену, кто-то пошутил:

— Вижу, одна кобылка ушла из паддока на унавоженную травку!

— Глупость какая! — тут же отреагировал Ричард Кван. — Конечно, я попросил старого дуралея пойти с ней — из-за жены. С какой ещё стати малышке быть с ним? Разве у этого старого дурака хозяйство как у молодого бычка? Или даже как у бантамского петуха? Нет. Айийя, разве может даже Венера Пань со всеми её приемами, которым малышку научил я, поднять «стержень» без сердечника?! Конечно, он, чтобы не потерять достоинства, строит из себя жеребца, хейя? Бедняжка просто хотела увидеться со своим Старым Батюшкой, ну и чтобы на неё посмотрели!

— И-и-и, ловко придумано, Банкир Кван! — отозвался его собеседник. Потом отвернулся, чтобы передать услышанное соседу, который язвительно заметил:

— Ха, можно съесть и ведро дерьма, если тебе скажут, что это тушеная говядина под соусом из черных бобов! Разве ты не знаешь, что за «стеблем» Четырехпалого У ухаживают с помощью самых дорогих бальзамов, мазей и притираний из женьшеня, какие только можно купить? Сам подумай: в прошлом месяце его Шестая Наложница родила сына! И-и-и, о нем не переживай. Прежде чем он выбьется из сил сегодня ночью, Венеру Пань ждет такая взбучка, что её «золотая ложбинка» будет молить о пощаде на восьми диалектах...

— На ужин остаешься, тайбань? — спросил Данросса перехвативший его Брайан Квок. — Кто знает, когда его подадут, если подадут вообще.

— Да. А что?

— Извини, но мне нужно возвращаться на работу. Тебя проводит кто-нибудь другой.

— Ради бога, Брайан, ты не утрируешь? — так же негромко сказал Данросс.

— Не думаю, — продолжал вполголоса Брайан Квок. — Я только что звонил Кроссу — узнать насчет тех двоих, что болтались рядом с твоим домом. Как только наши ребята прибыли, эти двое удрали.

— Может, это были просто бандиты, которые не ищут встреч с полицией?

Брайан Квок покачал головой.

— Кросс снова просил тебя отдать нам бумаги АМГ прямо сейчас.

— В пятницу.

— Он просил передать, что в порту стоит советское разведывательное судно. Одно убийство уже произошло: зарезали русского шпиона.

— А я-то тут при чем? — удивился Данросс.

— Это у тебя надо спросить. Ты знаешь, что в этих докладах. Должно быть, что-то серьезное, иначе ты не проявил бы такой несговорчивости — или осторожности. Кросс сказал... Да ну его! Иэн, послушай, мы старые друзья. Я действительно очень встревожен. — Брайан Квок перешел на кантонский: — Даже мудрец может свалиться в колючки — ядовитые колючки.

— Через два дня приезжает полицейский мандарин. Два дня — это не так много.

— Верно. Но за два дня шпион может нанести нам немало вреда. Зачем искушать богов? Это моя просьба.

— Нет. Извини.

Выражение лица Брайана Квока стало жестче. Он сказал по-английски:

— Наши американские друзья обратились к нам с просьбой взять тебя под стражу, чтобы защитить.

— Какая чепуха!

— Не такая это чепуха, Иэн. Все прекрасно знают, что у тебя фотографическая память. Чем быстрее ты передашь чертовы бумаги, тем лучше. Даже после этого тебе следует быть осмотрительнее. Почему бы не сказать мне, где они хранятся, а мы уже обо всем позаботимся?

Данросс смерил его таким же суровым взглядом.

— Обо всем уже позаботились, Брайан. Все остается, как запланировано.

Высокий китаец вздохнул, потом пожал плечами:

— Очень хорошо. После не говори, что тебя не предупреждали. Гэваллан и Жак тоже остаются?

— Нет, не думаю. Я попросил их лишь обозначиться. А что?

— Они могли бы проводить тебя. Прошу некоторое время никуда не ездить одному, не старайся оторваться от охраны. Какое-то время звони, если у тебя будут... э-э... тайные свидания.

— У меня и тайные свидания? Здесь, в Гонконге? Надо же подумать такое!

— Имя Жэнь тебе о чем-нибудь говорит? Взгляд Данросса стал каменным.

— Вы, засранцы, слишком много куда суете нос.

— А ты, похоже, не отдаешь себе отчета, в какую грязную игру без правил ввязался.

— Клянусь Богом, это уж я понял.

— До свидания, тайбань.

— До свидания, Брайан.

Данросс подошел к членам парламента, которые, собравшись группой в углу, беседовали с Жаком де Виллем. Парламентариев было лишь четверо, остальные отдыхали после долгого путешествия. Жак де Вилль представил:

— Сэр Чарльз Пенниворт, консерватор. Хью Гутри, либерал. Джулиан Бродхерст и Робин Грей, оба лейбористы.

— Привет, Робин, — бросил Данросс.

— Привет, Иэн. Давненько не виделись.

— Да.

— С вашего позволения, я удаляюсь, — озабоченно произнес де Вилль. — Жена в отъезде, а у нас дома маленький внук.

— Ты говорил с Сюзанной во Франции? — спросил Данросс.

— Да, тайбань. Она... у неё все будет в порядке. Спасибо за звонок Делану. До завтра. До свидания, джентльмены. — Он ушел.

Данросс снова перевел взгляд на Робина Грея:

— Ты совсем не изменился.

— Ты тоже. — Грей, худой, тонкогубый, с редкими седыми волосами и резкими чертами лица, повернулся к Пенниворту: — Мы с Иэном встречались в Лондоне много лет назад, сэр Чарльз. Это было сразу после войны. Я тогда только стал руководителем профсоюза.