— Да, сэр. Вы не сделали ничего незаконного, но этот тип из Эм-ай-6 чуть не свихнулся.

— А кто он такой? Как его зовут?

— Мне приказано, приказано, сэр, не называть имен. Надутый такой субъект, бормотал что-то насчет Закона о неразглашении государственной тайны.

— Вы сказали «по двум телефонам»?

— Да, сэр. Другой был в Швейцарии. Ответила женщина, и, когда я сказал ей, она лишь проговорила: «Ох, как жаль», — и повесила трубку. Интересная вещь: в соответствии с инструкциями АМГ я не должен был упоминать ни первому, ни второму номеру о другом, но поскольку джентльмен из Эм-ай-6, мягко выражаясь, пришел в ярость, я ему сказал. Он тут же позвонил, но там было занято и оставалось занято очень долго, после чего на коммутаторе сказали, что номер временно отключен. Он взбесился как черт, сэр.

— Вы можете и дальше готовить доклады?

— Нет, сэр. Я был лишь на вторых ролях, проверял полученную АМГ информацию. Писал за него доклады, отвечал на телефонные звонки, когда он был в отъезде, оплачивал счета за офис. Большую часть времени он проводил на континенте, но никогда не говорил, куда ездит, и ни о чем сам не рассказывал. Он... ну, не любил показывать свой расклад. Я не знаю, кто и что ему передавал, не знаю даже номера его офиса в Уайтхолле. Как я уже говорил, он был очень скрытен...

Данросс вздохнул и отпил коньяка.

«Какая жалость, черт возьми, — думал он. — Был ли это несчастный случай или его убили? И когда Эм-ай-6 свалится мне на голову? Номерной счет в Швейцарии? В этом тоже нет ничего противозаконного, и никому до этого нет дела, это касается только меня и его.

Что делать? Где-то должна быть замена.

Был ли это несчастный случай? Или его убили?»

— Прошу прощения? — переспросил он, не уловив, что сказал Барр.

— Я говорю, было чертовски забавно, когда Кейси не захотела уходить и ты вышвырнул её, — расхохотался здоровяк. — Ты молодец, старина.

В конце ужина, как раз перед тем, как должны были подать портвейн, коньяк и сигары, Пенелопа встала из-за своего стола, где Линк Бартлетт увлеченно беседовал с Хэвегиллом, и дамы вышли с ней. Потом от своего стола ушла Адрион, а за ней ручейком потянулись дамы со всех террас. Леди Джоанна, сидевшая справа от Данросса, сказала:

— Пойдемте, девочки, пора попудриться.

Остальные женщины послушно встали вместе с ней, а мужчины вежливо скрыли облегчение, которое принес им этот исход.

— Пойдемте, дорогая, — обратилась Джоанна к Кейси, которая продолжала сидеть.

— О, у меня все в порядке, спасибо.

— Я уверена, что так оно и есть, но... э-э... все равно пойдемте. Тут Кейси увидела, что все смотрят на неё.

— В чем дело?

— Ни в чем, дорогая, — проговорила леди Джоанна. — По традиции дамы на время оставляют мужчин с портвейном и сигарами. Так что пойдемте.

Кейси смотрела ей прямо в глаза:

— Вы имеете в виду, что нас отсылают, чтобы мужчины обсудили государственные дела и цены на чай в Китае?

— Этого требуют приличия, дорогая. В чужой монастырь... — Леди Джоанна тоже не сводила с глаз с американки, наслаждаясь неловким молчанием и взглядами шокированных мужчин, на губах у неё играла легкая презрительная усмешка. Все глаза обратились на американку.

— Вы, наверное, шутите. Этот обычай отошел в прошлое ещё до Гражданской войны, — сказала Кейси.

— В Америке наверняка так и есть, — криво улыбнулась леди Джоанна. — Но здесь все по-другому: это часть Англии. Здесь блюдут приличия. Прошу вас, пойдемте, дорогая.

— Я пойду... дорогая, — так же мило произнесла Кейси. — Попозже. Леди Джоанна вздохнула, пожала плечами, недовольно подняла бровь, глядя на Данросса, мрачно улыбнулась и уплыла, сопровождаемая остальными дамами. За столом воцарилось ошеломленное молчание.

— Тайбань, вы ведь не будете возражать, если я останусь, верно? — улыбнулась ему Кейси.

— Прошу прощения, но буду, — мягко произнес он. — Это всего лишь обычай, ничего больше. На самом деле он нужен лишь затем, чтобы дамы могли первыми попасть в одно место и к ведрам с водой.

Её улыбка погасла, подбородок выпятился вперед.

— А если я не хочу уходить?

— Это всего лишь наш обычай, Сирануш. В Америке принято называть человека, с которым вы только что познакомились, по имени, а здесь — нет. При всем том... — Данросс отвечал на её пристальный взгляд спокойно, но с такой же несгибаемой твердостью. — В этом нет никакого унижения.

— А я думаю, есть.

— Очень жаль, что вы так думаете. Могу вас уверить, что это заблуждение.

Остальные ждали, глядя на них обоих, наслаждаясь этой стычкой и в то же время негодуя. Кроме Эда Лэнгана, которому было страшно неловко за соотечественницу.

— Черт возьми, Кейси, — вставил он, пытаясь обратить все в шутку, — ты же не будешь воевать с муниципалитетом.

— Я так и поступала всю жизнь, — резко произнесла американка, и стало ясно: она в ярости. И тут Кейси вдруг одарила мужчин восхитительной улыбкой. Чуть побарабанив пальцами по скатерти, она встала. Прошу извинить меня, джентльмены... — мило обронила она и величественно удалилась, провожаемая ошеломленным молчанием.

— Разве я её вышвырнул? — удивился Данросс.

— Так или иначе, это было забавно, черт возьми, — ухмыльнулся Барр. — Интересно, что заставило её передумать? А, Филлип?

— Что? — рассеянно спросил Филлип Чэнь.

— В какой-то момент мне показалось, что она собирается заткнуть беднягу Иэна за пояс, а тебе? Но что-то заставило её передумать. Что именно?

— Держу пари, ничего хорошего она не подумала, — улыбнулся Данросс. — Эта штучка опасна, как полный карман скорпионов.

— Зато какие титьки, — зажмурился Барр.

Они засмеялись. Но не Филлип Чэнь. Данросс переживал из-за него все больше. Он целый вечер пытался поднять Филлипу настроение, но не смог развеять завесу вялого безразличия. В течение всего ужина Филлип оставался понурым и отвечал односложно.

Барр, рыгнув, встал.

— Пойду отолью, пока есть место. — И он, пошатываясь, побрел в сад.

— Не мочись на камелии, — рассеянно крикнул ему вслед Данросс, а потом заставил себя сосредоточиться. — Филлип, не переживай, — сказал он, теперь, когда они остались одни. — Джона скоро найдут.

— Да, я уверен, что найдут, — безучастно отозвался Филлип Чэнь, который не столько переживал из-за похищения, сколько был потрясен тем, что обнаружил сегодня днем в банковской ячейке сына.

Он открыл её ключом, снятым со связки. «Ну же, Филлип, бери его, не будь дураком, — шипела на него Диана. — Бери: если не возьмем мы, его возьмет тайбань!» — «Да-да, я знаю».

«Слава всем богам, что ключ взял я», — думал он теперь, не в силах превозмочь растерянность: из головы не шло то, что он обнаружил, обшарив ячейку. Разного формата конверты из плотной желтой бумаги, в основном расписанные по отдельным статьям, дневник и телефонная книжка. В конверте с пометкой «Долги» — уведомления на сумму девяносто семь тысяч гонконгских долларов по текущим долгам в нелегальных гонконгских тотализаторах вне ипподрома. Долговая расписка на имя Скупердяя Сина, сомнительной славы ростовщика, на тридцать тысяч гонконгских долларов под три процента в месяц. Давно просроченный вексель на предъявителя от банка «Хо-Пак» на двадцать тысяч гонконгских долларов. Письмо от Ричарда Квана, датированное прошлой неделей, в котором тот грозился поговорить с отцом Джона, если Джон в ближайшее время не примет каких-либо мер. Ещё там были письма, которые документально подтверждали крепнущую дружбу его сына с американским азартным игроком Винченцо Банастасио. Этот последний заверял Джона Чэня, что не станет торопить с долгами: «Не дергайся, Джон. У тебя кредит на самых благоприятных условиях, лишь бы в этом году...». К письмам прилагалась фотокопия абсолютно законного, нотариально засвидетельствованного векселя, по которому Джон, его наследники или правопреемники обязаны выплатить Банастасио, по первому требованию, четыреста восемьдесят пять тысяч американских долларов плюс проценты.